|
Ненад Груичич
ЗАМЕТКА О ПОЭТЕ
Ненад Груичич родился 12 сентября 1954 г. в Панчево. Раннее детство он провел в Шайкаше. Закончил начальную и среднюю школу в Гомьенице и Приедорe, а Философский факультет в Нови Саде, на кафедре южнославянской и общей литературы.
Являлся главным ответственным редактором студенческого литературного листка (1978-1980 гг.) То есть и редактором стихов с 1980 по1981г. Голос молодежи Председателем Общества литераторов Воеводины (1993-1997 гг.), председателем Совета Международного книжного салона и «Дня, посвященного Лазе Костичу» в Нови Саде (2000-2004гг.). Живет в Нови Саде там, где находится Матица сербска, старейшее учреждение культуры Сербии, работает директором союза поэтов «Бранково коло» в Сремски Карловцах, известном центре сербской духовности, культуры и письменности, где, кроме того, находится и старейшая сербская гимназия.
Поэтические книги:
Родной язык, Книжевна омладина, Сербия, г. Белград, 1978г.
Линии на ладони, Просвета, г. Белград, 1980г.
Толпа , Матица српска, 1985г.
Царская шалунья, Бигз, г. Белград, 1990г.
Дужка, Српска книжевна задруга, г. Белград, 1993г.
Пустое счастье, Просвета, г. Белград, 1994г., 1995г. и 1996г.
Родной язык и стихи под рукой, КОС, г. Белград, 1995г.
Журнал, Време книге, г. Белград, 1995г.
Соцветие, Просвета, г. Белград, 1996г. и 1997г.
Сонюли, Глас српски, г. Баня Лука, 1998г.
Живая душа, Просвета, г. Белград, 1999г.
Шайкашки сонеты, Прометей. г. Нови Сад, 2008г.
Виадук(поэмы), Прометей, г. Нови Сад, 2011г.
Книги избранной поэзии:
Чистка, Просвета, г. Белград, 1997г.
И отец и мать, Матица српска, г. Нови Сад, 2002г.,
Млеч, Глас српски, г. Баня Лука, 2004г.,
Сияние и звуки, Српска книжевна задруга, г. Белград, 2005г.
Подарки, Орфеус, г. Нови Сад, 2009 г.
Остальные труды:
Читай Тракла (драма), Радио Нови Сад, 1983г.
Бранко (монография), альманах, Книжевна заедница Нови Сада и "Завод за уджбенике и наставна средства", г. Белград, 1984г., 1985г., 1990г. и 1992г.;
Прокрустова постель(эссе и критики). Стражилово, г. Нови Сад, 1988г.
Ой, как жизньушамистрежет (альманах), Стражилово, г. Нови Сад, 1990г.
Танец в оковах, (эссе и критика), Просвета, г. Белград, 1998г.;
Полемики и передышки, Ослободжене, г. Сараево, 2004г.;
Ойкачи ( исследования и сборники ), Книжевна заедница г.Нови Сад, Задужбина Петар Кочич, г.Баня Лука – г. Белград, 2оо2г., Музей Козаре, Приедор, 1988г., 1992г., 1996г., 2003г. и 2004г.
Истории из засады, Прометей, г.Нови Сад, 2007г.
Доение душ (роман), Прометей, г. Нови Сад, 2009г.
Истории для романов, Культурный центр г. Нови Сад, 2012г.
Ясновидящийэрос (полемики, эссе, критики, хроники, записки), Службени гласник, г. Белград, 2012г.
Антология сербской поэзии (1847-2000гг.), Бранково коло, г. Сремски Карловцы, 2012г.
Его стихи были переведены на русский, английский, немецкий, французский, итальянский, испанский, армянский, польский, грузинский, арабский, румынский, шведский, чешский, словацкий, украинский, венгерский, македонский, русинский и словенский языки.
Лауреат литературных наград и премий:
Бранкова награда Матицы сербской, Милан Ракич, Скендер Куленович, Вукова награда, Печать вароши сремскокарловачкой, Кондир Косовкой девушки, Стражилово, Кочичево перо, Павле Маркович Адамов, Песня над песнями, ГербСремски Карловцах, Шушняр, Дневниковая награда и Лазар Вучкович.
Об Ненаде Груичиче
Ненад Груичич, несомненно, является выдающейся фигурой в нашей литературе, в каком то смысле даже романтической личностью, поэтому написание его портрета могло бы стать похвальным занятием, чего признайте, удостоится далеко не каждый наш современник.
Прежде всего, он один из величайших поэтов, а также очень оригинальный, беспощадный литературный критик и полемист, остроумный и популярный среди современников. Груичич не входит в число авторов, для которых просто определить контекст их творчества и мышления, т.к. круг близких ему людей неожиданно очень широк, согласно старой доброй традиции. Его рукописи дышат глубоким традиционализмом, который, казалось бы, давно утрачен современной поэзией. В его стихах нашла свое отражение народная лирическая поэзия, та искра, которую мы все храним в личной и коллективной памяти, но лишь немногие могут передать ее в своем творчестве. Благодаря этому дару Груичич считается особенным поэтом, не похожим на современников. Он единственный, кто владеет образцами нашей старой поэзии, передававшейся в устной форме, поэтому "Родной язык", название его первого сборника стихов, выдержан в духе прежней традиции.
Разделение на этапы, столь любимое критиками при попытке комплексного рассмотрения чьего-либо творчества, в данном случае едва ли возможно. Анализируя творчество нашего поэта, допустимо поставить ударение на определенных тенденциях в его поэзии, которые из нескольких направлений сливаются в единый поэтический голос.
В стихах его новых книг, которые являются своего рода гимном сонету, подлинной сонетной эквилибристикой и самоанализом, продолжает присутствовать горько-иронический импульс, который порой даже усиливается и, что очень важно, сопровождается специфическим языковым гедонизмом: зрительным и звуковым наслаждением от конструкции сочных лирических фраз, словно в каждую из них встроен маленький механизм, позволяющий слить воедино значение и звучание стиха.
Желидраг НИКЧИВИЧ
Превела са српског: Борислава Дворанац
|
|
Жизнь и сон
Стараюсь
ежедневной гимнастикой
бумагомарательства
извлечь некую правду
из того что меня окружает
и о чем я усиленно
думаю
перед сном
после сна.
Забросил я сон
как способ
разгадывать жизнь
вскоре
может быть этим вечером
приступлю наконец
к ее толкованию
дюже часто
впадаю
в такой переплет.
Перевод А. Семёновой
|
Повсюду ложь
Все знают, что у лжи полно работы.
Хоть ноги коротки – она то тут, то там.
Сочатся ложью дьявольские соты.
Ложь правит с бывшей правдой пополам.
Едва откроешь рот – обманешь: ты ведь лгун.
И мать твоя играет ту же роль.
Твой братец – враль, отец твой – старый врун.
Но среди них ты – подлинный король.
Хотя у лжи просвечивает дно,
Ты тонешь в ней, лукаво и черно,
Сам черт твоим враньем по горло сыт.
Шутливый огонек в зрачках погас –
Фальшивой бровью лисий хвост торчит,
И ненависть таращит злобный глаз.
Перевод А. Базилевского
|
|
Странствие
Путь по которому я иду
не оборачиваясь
и не суетясь
это зараза
она по закону вероятности
исходит
от всего и вся
и переходит
в мое я такое как оно есть.
Путь не возвращается к истоку страдания
с которого начинался
но вечно закручивается в Архимедову спираль
по ней я кружу
и удаляюсь от центра
истины
которую предвижу
и смутно предчувствую
но пока
отрицаю
оставляя до следующего
странствия.
Перевод А. Базилевского
|
Рабочий день
Пишу стихи
удивляюсь
силы откуда
в хрупком тельце
что без устали
да с удовольствием
совершает работу
о которой все говорят:
не нужна и бесприбыльна!
Говорят:
все твое баловство сверхурочно
на исходе рабочего дня.
Рабочее время мое
продолжается
двадцать четыре часа
давно уж нуждаюсь
в том
чтобы жить
и работать
в две смены!
Перевод А. Семёновой
|
|
Одно-единственное слово
Объяснение жизни
основано на убеждении
что жизнь конечна
либо бесконечна.
Мозг дерзает размышлять
упорно пытаясь
докопаться до тайны.
Но
все что он знает
и говорит
это лишь одно-единственное слово
которое мы на Земле
расчленяем
на бесчисленные волокна
и сферы
утверждая что существует
то и это и т. д...
Мозг недалеко ушел
ибо и сегодня
он опутывает меня графическими кривыми
чтоб с помощью языка который
не принадлежит ни ему ни мне
я овладел всем тем
что принадлежит всем
что конечно
и бесконечно
что скрыто за
водой
пищей
и воздухом.
Перевод А. Базилевского
|
Его Величество
Язык это ежедневная пилюля
против общей неточности
отдельных слов
возникающих в данный момент
даже не важно как
они возникают
в бессознательном состоянии
или как-то иначе.
В стихах
язык становится на голову
и ждет
чтоб кровь прилила к ней
чтобы запеть какое небо красное
этот язык
отрекается от своей роли
им бесчестно пользуются
люди которые
не одобряют
главную функцию
Его Величества.
В семье
как в стихотворении
слова выныривают
и с шумом кидаются
кто куда
на свой страх и риск
и тут ничего не поделать!
Перевод А. Базилевского
|
|
Всезнайка
Иногда оторвешься
о рожденье все знаешь
о жизни
и т. д. и т. п.
Ненадолго все это.
Потому как нет формулы
просчитать вероятность
всезнайкой убогим
оставаться ли мне
после смерти!
Перевод А. Семёновой
|
Пес
Понял ты наконец:
вещи
что вокруг происходят –
очень серьезной природы
и требуют
беспрекословного послушания.
Перекошена
нижняя челюсть твоя
невольно дрожит
готова залаять
в любую секунду.
Перевод А. Семёновой
|
|
Душа и вода
Душа где-то здесь.
Вездесуща, тонка.
Вопросительный в воздухе знак.
Наша боль
проступает сквозь суету
вкруг непознанного
которое гложет
грудь
и мозги
пока прививаем
каждый себе
мысль:
во всех нас
воды поровну!
Перевод А. Семёновой
|
Тайна
Ты заглянул
глубоко в глаза
расслоившейся личности.
А на другой день она тебе.
Вы договорились
что никому
не пророните об этом
ни
звука!
Перевод А. Базилевского
|
|
Судьба
На холодную землю
ты уложил свое тело
и с облаков
со смехом
рассматривал карту.
Руки
и ноги
свистя в воздухе
чертят кривые
тянутся за едой
топливом
и путешествиями.
Вот теперь тебе хорошо виден закон.
Перевод А. Базилевского
|
О дружбе
Нет больше дружбы.
Мы не хотим дружить.
Хватит фамильярности
головной боли
сомнении.
Хватит пустых
разговоров которые горячат
молодую кровь
и поднимают
выше
выше.
Нет больше братских уз
нет колебаний куда сделать шаг
назад
или вперед!
Перевод А. Базилевского
|
|
Книга
Я книгу прочел кусачую,
которую получил от прохожего,
которая написана глубокой ночью,
которая факт преломляет в ложь и обратно,
которая вертится слева направо,
которая платит по счету истории,
которая пока читаешь из рук валится,
которая не выбирает читателя,
которая, на самом деле,
весьма и весьма деликатная вещь.
Перевод А. Семёновой
|
Снег
Снег идет, между тем –
кто это видит.
Никто ничего не видит,
а
если и видит,
не хочет видеть.
Мы, те, кто действительно видит,
молчим
и не видим.
Да и зачем нам видеть?
Перевод А. Базилевского
|
|
А?
Может, хватит писать,
а?
Вот ты рождаешься,
вот исчезаешь:
у тебя нет сил ничего объяснить.
А те, кто не пишет и не читает,
явные дилетанты
с улыбками широкими, как наше горе,
что с ними,
что с нами,
а?
Перевод А. Базилевского
|
Брехт на Балканах
Смотрите, к нам на Балканы
явился Брехт и спрашивает:
Что тут у вас не так?
Не слушая ответа,
в сопровождении двух-трех кокеток,
верных ему на все времена,
развернулся Бертольт
и ушел в ночь
над Аугсбургом,
к звездам,
к себе на родину.
Перевод А. Базилевского
|
|
Боевая стойка
Левая полусогнутая нога – назад,
правая – вперед,
руки вытянуты:
смотрю в чужие глаза.
Кружимся помаленьку.
Неприятель делает
опасные выпады.
Буйное сердце,
холодный ум.
Каждый, с почтением к детству
и работе друг друга,
в любой момент готов
отразить смертельный удар.
Перевод А. Базилевского
|
Разбитое зеркало
В этом городе стыд околдовал людей.
Пишу тебе о страхе на устах ребенка,
прижавшего к груди буханку хлеба.
Здесь тоску продают в разлив,
а радость контрабандой проносят за пазухой.
Посылаю тебе разбитое зеркало –
осколок в виде сороки
больше всего говорит о тебе.
Есть в письме и фотографии моих врагов,
они вяло пожимают друг другу руки.
Это открывает мне дорогу!
Перевод А. Базилевского
|
|
Это старость, молодой человек
Вот самый мягкий способ
подогнать тебя к мерке настоящего человека.
Ты остервенело кидаешься на нас,
надо бы упрятать тебя за решетку.
Но лучше напиши-ка ты оду Генералу.
Мы проводим тебя
и бросим посреди жизненного пути.
Вот она, твоя старость, молодой человек.
Исходя из близости полицейской дубинки,
прояви себя наконец.
Авось доплетешься до нас.
Перевод А. Базилевского
|
Легкие стишки
Я буду писать легкие стишки
и одеваться по моде.
Но с той стороны бумаги я нарисую ночь.
Сотру птичий щебет с древесных крон
а на ветвях развешу лампионы тоски.
Я буду писать, говорю я,
легкие стишки для народа,
а на лице буду носить тревогу.
Увидишь меня веселым – зайди.
Увидишь в тоске – зайди.
Что одно, что другое –
об этом я скажу тебе с глазу на глаз.
Перевод А. Базилевского
|
|
Не открывайте двери ночью
Пестры слова, пропитанные ядом,
кто высунет язык – тому он в глотку капнет.
Я ж песню пропою начальникам проклятым,
и пусть она их за душу царапнет.
Идите, вымойте в тазу с водой ботинки,
и эту воду перелейте в мою чашку.
В букетах ваших вместо роз торчат дубинки.
не открывайте двери ночью – хаос страшен!
Глотайте блинчики, приправленные смертью,
играйте ножичками, пулями, прикладом,
носите толстые подштанники из шерсти,
но только дверь не открывайте – хаос рядом!
Перевод М. Карасёвой
|
Исповедь
В мрамор замурован, шепчет командир:
Я стрелял, влюблялся, быть удачней надо ль?
На коров, медведей надевал мундир.
Подо мной сегодня всяческая падаль.
Звал чужую мать я сыну рыть могилу,
Погонял ягнят и сам в лесах скрывался.
Врать я не боялся, пусть поверит в силу
Мой народ, а я, кем был, тем и остался.
Кучу орденов оставил я народу,
Пусть их переплавит в бусы, гимны, трюки,
В бронзовые памятники своему уроду,
С тайной на лице и в мозолях руки.
Что я жег и строил, я того не стою,
Пошутить с историей свойственно герою.
Перевод В. Куприянова
|
|
Лампада
[Фрагмент]
IX
Здесь сатана швыряет лживые речи горстью,
катятся наши головы прямиком на плаху,
время смерти и нечисти к нам заявилось в гости,
брат во сне режет брата, не ведая страха.
Так откуда тут счастье, откуда любовь без меры –
разве такое чудо может с нами случиться
в это безумное время, проклятое время смерти,
когда ненависть в людях, как плесень, гнездится?
И все равно ты со мною вечно неразделима,
ты мне в руки упала даром светлой минуты,
в небо меня уносит смех твой перепелиный,
пока я пишу эти строки... о, della salute.
Мне не светят ни солнце, ни месяц ясный –
как ребенку, что бредит в горячке ужасной.
Перевод А. Базилевского
|
Испытание
В маленькой квартире не скрипнут петли
прошлого, и пульс его угасает
медленно. А будущему не хватает
маятника смысла, чтоб жизнь затеплить.
Золотая азбука снов вскипает
в тишине полуденной, обмирая,
тело непослушно, со сном играя,
и рука недвижная затекает.
Телефон молчит. Не просыплет дрожи
своего убийственного одиночья.
А взревет – не трогай же, не поможет:
не твои ошибки стучатся ночью,–
это и не зуммер совсем, положим,
а дрожанье звука в час неурочный.
Перевод С. Надеева
|
|
Беглец
Ни жив, ни мертв и от природы вздорный,
все ожидаешь бдительного бриза
в одежде звезд из горнего теркиза
на ирреально белой балке в доме.
Нечесанный, невнятный, как чужая
запутанная рукопись, в эфире
нечетких контуров блуждаешь по квартире
и в звездной плесени мелькаешь, пропадая.
Как детская дорожка к солнцу, вспыхнешь,
когда, склонившись, мать тебя целует,
и выше поднимаешься, все выше:
Рывок вперед! и отступаешь всуе.
У беглецов так и бывает, слышишь?
когда бегут себя напропалую.
Перевод С. Надеева
|
Судьба
Грохочет хромой гром. Ветер лист колышет,
Зарницы несутся вскачь. Опален пейзаж.
Последний отца стон. Дождь стучит по крыше.
Торопится смерть-палач. Благость ночи – фальшь!
В зловещей тиши – пульс. Брошенный ребенок
В кишках болевой спазм. Мечется в жару.
В окно, воспален – пуст, Не поймет спросонок
Судьбы заглянул глаз. Взрослую игру.
Во тьме проступил лик. Спасатели, где вы?
По стенам – пляски теней. Показали тыл.
К гортани прилип язык. Страх ползет по чреву.
Мы сами – чей-то трофей, Шорох черных крыл.
Добыча в капкане стен, Час бичей настал.
Кровавый, неверный тлен. Бог от нас устал.
Перевод М. Карасёвой
|
|
Прогулка
С Богом, спокойно, от всех отрешенно,
Взглядом окинув небесные кущи,
Отрок шагает с веткой цветущей
Вниз с крутизны по волшебному склону.
– Вечно любовь и вражда в столкновенье, –
Слышится крик у него за спиною.
Злая толпа подступает стеною,
Люди швыряют хлеб и каменья.
С ветки прекрасной цветы опадают,
К берегу отрок спускается смело,
И над водой продолжается чудо,
Он по волнам, как по тверди, ступает.
Волны колышут тень его тела,
Божья прогулка длится покуда.
Перевод В. Куприянова
|
Дуб
Любовь моя, снова не знаю, где ты,
далекое – сердцу бывает ближе.
Разбитое время осколки нижет,
в сережку слеза превратится слепо.
Вся жизнь поместилась в секунде нелепо
Твой образ в дубраве вечной, гляди же,
и радость больная все ниже дышит.
Любовь, ты в молитве, спустившейся светом.
Изранен я днем своим, окровавлен,
на сонные отмели падает детство,
мать молится тихо. Я сплю на веранде,
и тайна возникла, ей некуда деться,
и жизнь моя, вместе с тобою, за гранью,
и пенится время от нас по соседству.
Перевод С. Надеева
|
|
Плод
Она, любовь горячая, – предаст,
восторг неверный, он меня погубит,
и голова моя мелькать на волнах будет,
пока река ее пучинам не отдаст.
В глазах твоих уже другая власть,
какая-то русалочья, проглянет,
и ощетинится судьба моя, и станет
понятно, что придется мне пропасть.
Позавчера мы пели на воде,
счастливые, согласьем все дышало,
свет воссиял, и ты сказала: Где
пойдешь теперь? И показалось мало,
что ты во всем разлитая, везде,–
как новый день, укрытый в покрывало.
Перевод С. Надеева
|
Ненасытный голод
Голодный я дух, доведенный до края, поверьте,
голодный за всех: за себя и своих двойников,
среди расставаний, разлуки, любовных оков
я – сытый по горло бескрайностью жизни и смерти.
Пока человек безрассудно судьбу свою вертит,
я, духом голодный, останусь по воле веков –
алкающий, жрущий, снедаю себя самого –
так сом пожирает свою же икру на нересте.
Воспетое мною вослед воспевает меня,
и не потому ли колотится сердце и зябнет,
а мертвое зренье, живое губя,
перебирается в тверди и хляби?
Но матери стоны и первые крики дитяти
меня возрождают, и жить надо этого ради.
Перевод С. Надеева
|
|
Бумеранг
Нынче праздник, который взрывает сознанье,
Пир незабытых былых прегрешений.
Блещут улыбки пустых утешений.
Жизни личина – не сад, а стенанье.
Истина эта – чье достоянье?
В слове каком – бумеранг избавленья?
Гул в голове от совокупленья
Черных фантазий и вихрей блужданья.
Жить без надежды на помощь легко ли?
Нечем от памяти отгородиться.
Ночью заснешь и не чувствуешь боли,
Утром она возвратится сторицей.
Что же – восславить покорность неволе,
Или одуматься, остановиться?
Перевод В. Куприянова
|
Боязнь
Грозен, как сокол на княжьей перчатке,
он разгоняет чудищ с пути;
тех, кто рискует,– уже не найти:
клюв его хищный, охотничья хватка!
Ниточкой из материнской косынки
лопнет под ногтем струна бытия,
и неожиданно память моя
вспыхнет забытой детской картинкой:
листья березы – как шелест луны.
Трепет души отлетает от тела,
словно бы глянул Бог с вышины.
Детство мое – акварелью несмелой,
слезы, Псалтырь, ожидания, сны.
Смутная дымка. Окно запотело.
Перевод С. Надеева
|
|
Собачья жизнь
У собачьей жизни странные законы,
или, скажем прямо, их и вовсе нет,
все решает чей-то разум непреклонный,
жизнь твоя проходит под чужой совет.
Говоришь, ты сроду не жил, как собака?
Жизнь твоя при этом псиной отдает,
мозговою косточкой, с тухлинкой,
однако, гадкой, как подернутый плесенью компот.
Жить собачьей жизнью в мировом хаoсе
стоит очень дешево в эти времена.
Но никто за это ни гроша не бросит.
Что? В тебе – вселенная? Кому она нужна!
Запрягай-ка лучше новую упряжку,
живи, как собака, всем давай отмашку.
Перевод А. Базилевского
|
Тишина
Убивают меня
разговоры о количестве.
Я все построил с нуля.
Сейчас странствую по царству,
в коем язык выступает в пандан жизни.
Сейчас нахожусь в точке,
где кончик пера касается бесконечности.
Здесь кувыркается волк
и превращается в росу,
а озеро срывается с горы.
Мальчик видит это глазами матери,
и поэтому ему все верят.
Он уже умеет заставить лес шуметь и петь.
Карандаш, точно ель, прямо поставь на ладонь.
Затем иди на отдых,
о коем не говорят.
Перевод В. Широкова
|
|
Белое эхо
Снега на просторе, метельная стая,
деревья средь шелковой ночи выли,
душа не в себе, от ветра сухая,
и боль уходит в тайные силы.
Холмы в серебре и луна – все гладко,
волк голосит: ему снятся вилы.
И больше уже ни намека, ни знака –
той никогда не изменят картины,
той вечности среди белого мрака.
Я содрогнусь от своей личины,
проснувшись в кустах, в одеяле белом,
и – как присвистну: здесь не смотрины,
и вдребезги эхо, – а слышалось целым.
Перевод Г. Климовой
|
Взгляд назад
А предков далекие тени
я вижу за трапезой скудной,
над полупустою посудой,
и наши края – в запустенье.
А розы войной пламенеют,
мир полнится кровью и потом,
трагически скачут галопом
века, ни о ком не жалея.
Зайдемся же в плаче небесном,
пусть в детях отыщутся силы
призвать чудеса повсеместно
и чтить дорогие могилы.
А предки в тумане окрестном
теряются, в памяти стылой.
Перевод С. Надеева
|
|
Узел
Что это струится по моим обрывам,
по бездонно белым пепелищам утра?
Что мой чуткий сон множит непрерывно?
Может, новый день (завтра пресловутое)
подкрался неслышно воровским порядком
и расставил сети золотые всюду?
Или проскользнул (в блики света заткан)
силуэт твой легкий нежной недотроги?
От такого чуда – на языке сладко.
Беспечные музы пляшут на припеке.
Все чувства затянуты в гордиев узел:
с головы до пят пульсируют соки.
Таинственный луч или тьма иллюзий?
Перевод М. Карасёвой
|
На поправку
Лучше репейник сажать,
чертополох, зверобой,
нежели прославлять
кувалду над головой,
чтоб я ничего не знал
о сговоре моих братьев,
которым все передал
во имя родного тяти.
Отче, восстань из гроба,
братья меня добили,
жизни еще испробуй,
рано дремать в могиле.
А как народ удивился,
когда и я удавился.
Перевод А. Базилевского
|
|
Душа
[Фрагмент]
XV
Невесть о чем... Не знаю, так иль эдак...
Запекшиеся губы пышут жаром...
Побудь хоть ты со мною напоследок –
не рвись, душа, на небо белым паром.
Мелькали искры дней, года рябили,
и над кострами песни замирали.
Пылали на обочинах рябины –
закатами, восходами пылали.
Всё – из огня да в полымя!.. И стало
былое пеплом. Даже дома нету.
Но ты, душа, меня не покидала.
Так что ж осталось бедному поэту?
Поет... Зачем? Никто не понимает.
Надеется... На что? И сам не знает.
Перевод Т. Шехановой
|
До-явь
Что-то мне говорит – иди,
что-то велит – останься.
Утро после ночной бомбежки
утомлено птичьим щебетом.
Волны души легко
устремляются на юг.
Я прощаю сну эту до-явь
и вяну, чтобы прорасти.
Что-то мне говорит – иди,
что-то велит – останься.
Я так огромно мелок,
весь в паутине и тлене.
А звучат веселые мотивы
из времен над рекой.
Брошенный, как диск,
по кругу вьется стих.
Что-то мне говорит – иди,
что-то велит – останься.
Перевод А. Базилевского
|
|
Волчья пасть
Человек пришел
с волчьим знаком
на верхней губе.
Улыбается он –
изо рта вырывается демон.
И тогда же целует
изнанку соцветия уст
полоумной девицы!
Так связуются души
в намордник,
впавший в ничто.
Пришел человек,
органов чувств дезертир
с колодой мелких зубов
под хищной губой.
В них духи с черной звезды.
Рассказ о медбратьях в раю.
Человек пришел,
льстец с алчностью волчьей,
пиявкой греха.
Из пяток всосав на лету
кровь перепелки.
Пришел человек
затворник плоти,
тормозной и далекий,
с душонкой в мешке,
неодолимо смертный,
доходяга, упрятанный в женский
спазм, пока спит.
Перевод А. Семёновой
|
Ничком
Баламутные воды
под ветвями Дуная,
милую унесли вы по ветру,
в омут нырнули за ней.
Потемневшие воды войны,
бурля,куда увлекаете вы
опаленное сердце оленя?
Оттуда иду
в слезах – умножаю
ваши истоки.
О, воды,
над мостами
меня вознесите на руки милой
и верните к ее роднику.
Перевод А. Семёновой
|
|
Избыток
Как юный бог, забрался в лодку к деве
я обнаженным. Гордая смуглянка
перевозила молча: брошен невод,
хлопот не счесть домашних спозаранку.
Слова любви?.. Я позабыл об этом,
Я слушал сердца бешеные гулы.
Но вдруг заметил: ей в лучах рассвета
леснуло лицедейство краской в скулы.
Так вот в чем дело!.. Верно, от рожденья
она светила мне в ночи свечою.
Я шел за ней послушливою тенью –
маской, сетью, помелом, парчою.
Теперь я здесь. Робею и краснею...
Не знаю, кто бы мог быть счастлив с нею!
Перевод Т. Шехановой
|
Знаешь ли?
Открытым будь со мною без границ,
согрей советом, как родного брата.
А знаешь ли, что солнце пало ниц
и пустотой зияют в небе врата?!
Не покидай меня среди людей,
укрой скорей от холода и ветра.
А знаешь – по законам дикарей
слетают головы легко и безответно?!
Прошу тебя, ты песнь мою сотри,
чтоб имени в помине не осталось.
Но как известен я уже, смотри!
Прошу тебя, будь милостив ко мне,
чтоб сердце больно больше не металось.
Ты знаешь? видел пулю в голове?!
Перевод С. Надеева
|
|
Даль
То крючок был в жабрах души,
жизнь эту вздернувший к небу,
а звезды к стиху,
вовек на грани выдоха и вдоха,
сменив слайды в зрачках
скачком в неведомое,
в кровоток незримого мастера,
чьи вены – суть долгие ночи и дни.
В дымке была красота
безупречных отрогов пекла,
вспыхнувший в пику вечности час,
взметнувшийся чувств потолок –
подарком за выживание,
преломленье колен подунайских мостов,
ночами, густыми как непознанный мед.
Озноб в изумленье-затем:
изумление в боли,
боль в стихе,
так вплоть до слова-стрелы,
прилетевшей с острова прелести.
То был гербарий воспоминаний,
соскоб миокарда в сукровице скорби,
шлепок по затылку,
со смехом и розами
цепного смятенья родных,
сумасшедших пирушек
над списанным телом,
из которого льется потоком
лирический гений,
над осколками обещаний чумных
и цикутных подвохов,
подарков побочного сна
и лунолиад,
остатков бессмертия
в глухих пещерах удовольств,
и приливах полуночных трапез,
где никем не записанный лепет
в пионовой браге утоп.
Бахилы под ноги, короче,
вскачь сквозь клевер и спазм,
грохот на ухо, что цедит бомбежки
в секундах, полных готовности
к нежности, которой нет,
в шелухе божеских писем и отзывов,
извилистый разлом вертикали рая
в просветленных глазницах
пред соцветьями крови.
Здесь тень старушки навырост
сочится из пуганого детства,
где резались вены
из-за мужского вторжения в сердце,
в котором едва зарождалось гордости семя.
Слово не было словом –
лишь собственной фатаморганой,
дрожащей над головами
опустошенных беседой,
полипы и восьмиконечная тень их
на красотах, висящих на глупостях
безразмерных доносов и подлостей.
Ложный куб с опадающей пеной пространств.
Нагловатый цветок перемен
взорвался в стихе у меня
подобно озону в хвосте у кометы,
круг солнца во снах подорожных племен,
поцелуй непонятен
горизонта и края света.
Вот зачем, даль, призываю тебя,
услышь, даже если не видишь,
ты всюду и где-то,
призываю, корми меня светом
по утрам среди яблонь в цвету,
шумом солнца и пчел
над Подкозарьем в дубах.
Боль – игла космоса, ею стих
гравирует росу на землянике зари,
инстинкты огня в глазах кошки,
играющей с клубком мышей,
гул мельниц
под сосняком, зависшим на скалах,
в чьих корнях родилась ледяная струя.
Боль вернулась
угнездиться в балансе
и неиспытанных смыслах.
Грядет потоп языка
и праздник слова в сердцах,
венец богоявления искрится,
лунный ложится след
в паутинные волны сознания,
в день пугающей встречи с жизнью,
с величайшей угрозой для духа,
куда ноги несут,
дно души зарастает колючкой
и пускает очередь звезд
к застрявшему покаяния шару
в гильзе, которая кожа да кости.
Кто это вынесет?
кто воспрянет с новым ауры весом,
кто оправдает пролог и действие случая,
кто простит и в гуще людей растворится,
кто нюхнет доверия порох,
кто поднимет жезл казни,
кто отнимет надежду мертвой любви?
О, даль, без тебя нет таланта,
и в груди отсутствует ось печали,
грех явила ты и распознала,
по чьим меткам причапал самец
с мутноватыми планами семени.
Ваше ясновидное благородие!
Разметешь ли бунт демонов,
которых приносит жизнь в зубах
из крапив и гранатов,
из подмышек Бога
ходов и выходов ангельских тайн –
подашь ли луженый сосуд
любви, раздавленный в глотке дракона,
там, где в загаженном теле земли
покоится запоздалая в мире женская тень,
тень, что бежит от своих
суставов и телодвижений.
Однако, подобно праще
в посвисте судеб вернется,
чтобы кровь в величины собрать,
зримые для безоружного ока.
Кто целует беззвучно и тщетно
не знает порогов и меры,
надутый бездельем
льет через край вектора.
О, даль! В сумрака звучных мембранах,
в волокнах маков и вишен пьяных,
в костры бересты накануне Петрова дня,
добавь амброзию рифмы
и выше расти, и еще
вверх, и ко дну,
до обновления в корне,
к временам, что не имут хребта,
из которых кругами – мелодия гор и лугов,
о, река моей юности! В твоих волнах я
видел азбуку света и тени,
я знал – это ты, о – даль!
Из жизни в жизнь
пью тебя, всегда в виде песни,
меж берегов, что обуздали
и несут в своем сердце
рой сердец,
о, даль, о, даль.
Перевод А. Семёновой
|
Поэзия
[Фрагмент]
XV
Обращаюсь я, Боже, к тебе,
поплутав без руля и ветрил,
позаботься о грешном рабе –
Ты же мир этот рукотворил.
С той поры, как шагнул за порог,
золотится мне жизнь через край,
я уменье счастливо сберег
тайн касаться Твоих невзначай.
И в душе созревают слова,
Ты их светом своим озари.
Речь мою, что живая едва,
от длиннот и темнот исцели.
И себя же стихи превзойдут,
как у трона дворцовый шут.
Перевод С. Надеева
|
|
Голубь и змея
Не бойся подлости люда,
Зыбка такая основа.
Веет иным отсюда –
Божье слышится слово.
Чужой молве не завидуй,
Чурайся пустого шума.
Не угрожай обидой,
Пусть чистой пребудет дума.
Не сетуй на перемену,
Выход всегда найдется,
Получит все свою цену
И лучшее – остается.
Развеется все, что хрупко,
Не бойся, змея-голубка!
Перевод В. Куприянова
|
Явь песни
Что это снится, матушка, мне?
Стайка минут пролетела куда-то.
Где это, с кем я, в какой стороне?
Вон полусвет, полутьма, полудата...
Стайка годов промелькнула куда-то,
будто бы высохли капли дождя.
Сквозь полусвет, полутьму, полудату
снова очнулся от прошлого я.
Будто бы высохли слезы дождя
в ворохе рыжем забытого сада,
Снова очнулся от прошлого я –
вынырнул из тесноты водопада.
В ворохе гулком туманного сада
был полумертв, а сейчас чудом жив,
вынырнул из темноты водопада –
ты мне костер скорей развороши.
Был полумертв, а сейчас чудом жив,
где это, с кем я, в какой стороне?
Явь это? Песни обрывок? Скажи,
снится все, что ли, родимая, мне?
Перевод Т. Шехановой
|
|
Из старой тетради
Не стало реки. Сугробы по дну.
И жизнь, по-русалочьи щурясь на свет,
все шепчет в ночи стародавнему сну,
что кончено все. Пропало – и нет.
И жизнь, по-русалочьи щурясь на свет
из старой тетради, вмещающей все,
толкует мне: «Кончено. Было – и нет.
Где омут? Где мельничное колесо?..»
Но вдруг из тетради, вмещающей все,
Приедор мой хлынет живою волной:
Там омут, тут мельничное колесо
закружат русалочий смех надо мной.
Заплещет Приедор водою живой –
и вот она, отмель! Простор голубой,
и лилии льдистой звезда за кормой,
и шмель над отцовской распухшей губой.
Ах, старая отмель, простор голубой,
зов матери, хлеб!.. Но не верю я сну,
где шмель над отцовскою вспухшей губой:
не стало реки, сугробы по дну.
Перевод Т. Шехановой
|
Вдохновение
Солнце по водам!.. Так полновластно,
будто стопа по пучине шагает.
Жаркий избыток света и ласки
все начинает и обновляет.
Свет, словно Бог, по пучине шагает –
празднично! – с острова в сад в ярой мощи,
жизнь зачиная и обновляя
в славе лучей,– и ничто не ропщет.
Празднично грянув в мой сад в ярой мощи,
в жилах ликует рассвет вдохновенно.
В славе Господней никто не ропщет,
полон любовью благословенной.
В жилах напрягшихся буйствуя хмелем,
рыбиной солнце в аорту плеснулось.
Мир неделим. Мы его и не делим.
Я и природа – мы вместе проснулись.
Перевод Т. Шехановой
|
|
Как быть
Призраки зловещие,
вы откуда, братцы?
Отстаньте хоть вечером,
дайте отоспаться.
Жизнью утомленные,
стонем мы от бедствий.
Досыта хоть днем бы нам
нахрапеться.
Сестренка-история
кровного замеса –
жизни траектория
и мера прогресса.
Пусть ничто уводит нас
от нуля и выше:
в хохоте юродивом
тонет пепелище.
Перевод А. Базилевского
|
Вой
Отпой мою душу, мать,
она на колу, без конца
будут нас убивать
те, кто убил отца.
Отпой мое сердце, сестра,
расстрелянное над селом,
пряди его вчера
ангельским стали крылом.
Отпой меня, мертвый отче,
ты превратился в тлен,
стон рода во мне клокочет
до самых древних колен.
Десять колен наших
отпой, мой мертвый отец,
десять легенд страшных,
ведь смерть – еще не конец.
Отпой нас, великий Боже,
весь проклятый наш народ:
неужто ты нас не можешь
молитвой поднять до высот?
Господи Боже, отпой,
сербское горе и вой,
даруй нам, Боже, покой:
хоть тростиночку под водой!
Перевод А. Базилевского
|
|
|
